Прогулка в Ясную Поляну

Откуда взялись толстовки, что составляло страсть сердца писателя и другие секреты одной из старейших русских усадеб, где нашел вдохновение Лев Николаевич Толстой, — Ясной Поляне.

Миновав две белые башенки на входе в усадьбу, гости фамильного гнезда семьи Толстых попадают на «прешпект». Именно так Лев Николаевич называл эту неширокую дорогу, обрамленную стройными березами. «Махание» их ветвей, как писал граф в своих дневниках, запомнилось ему с детства. По левую сторону от аллеи располагается яблоневый сад. Посадки обновлены, однако есть и деревья, которые помнят Льва Толстого и даже плодоносят!

Возвращаясь из дальних поездок (или просто вечерами), Лев Николаевич так любил прогуливаться здесь, что не смог расстаться с милым «прешпектом» и в своем самом главном произведении — романе-эпопее «Война и мир». «Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел», — докладывает слуга Тихон старому князю Болконскому, ожидающему гостей. Именно главная аллея Ясной Поляны и послужила прототипом заметенной снегом дороги к дому Болконских.

Столь поэтичное название в доме Толстого носил не его рабочий кабинет, спальня или гостиная, а всего лишь… прихожая. Домочадцы писателя назвали ее так не случайно. Здесь сочетались две самые большие любви Льва Николаевича: книги (три шкафа из 30 во всем доме) — для ума и охота — для сердца, что отражали висящие на стене оленьи рога. Правда, в 60 лет от последней страсти Толстой отказался, став вегетарианцем.

Уже в то время, когда в Ясной Поляне жил Толстой, в гостиной на втором этаже висели картины. Их чудом удалось сохранить до наших дней: во время Великой Отечественной войны более 40 000 вещей из усадьбы удалось эвакуировать. На самой крайней справа картине рядом с бюстом Толстого изображена его жена Софья Андреевна: на портрете женщина кажется спокойной и вальяжной. Но именно этот образ противоречил натуре супруги Льва Николаевича, которая была энергичной и деятельной женщиной. Софья Андреевна прозвала портрет «ленивым изображением».

С тех пор эту картину кисти Валентина Серова в семье так и называли. «Лев Николаевич заказал художнику Валентину Серову мой портрет масляными красками. Я позировала почти ежедневно, и портрет, начатый прекрасно, Серов потом испортил. Да и позу он мне, живой, бодрой, придал какую-то мне не свойственную, развалившуюся. Всех было 19 сеансов», — писала Софья Андреевна в дневнике

В кабинете писателя, небольшой проходной комнатке, смотрители музея тоже сохранили рабочую атмосферу и важные детали, которые помогали Толстому работать над произведениями. Например, рядом с рабочим столом до сих пор стоит стульчик, кажущийся, однако, чересчур маленьким для взрослого мужчины. На самом деле стул принадлежал не Толстому, а его дочери Тане. Когда девочка из него выросла, Лев Николаевич, любивший сидеть низко по отношению к столу, забрал стульчик себе.

На столике для чтения лежит книга, которую писатель читал в последние дни жизни в Ясной Поляне, — «Братья Карамазовы» Достоевского. Неподалеку от стола стоит фонограф. Первое изобретение для записи звука Толстому на 80-летие подарил американский ученый Томас Эдисон. Записанный на него голос Льва Николаевича можно послушать до сих пор: будто из соседнего кресла писатель наставляет крестьянских детей хорошо учиться и не шалить.

Еще одна ценная деталь интерьера дома Толстых — темный, обитый клеенкой диван. На нем родился сам Толстой, его братья, сестра и 11 детей. Где бы ни находился диван, перед родами Софьи Андреевны его всегда переносили в ее комнату. Похожая ситуация происходит и в романе «Война и мир» — в сцене родов маленькой княгини Лизы Болконской. «Через пять минут княжна (Марья. — Прим. ред.) из своей комнаты услыхала, что несут что-то тяжелое. Она выглянула — официанты несли для чего-то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что-то торжественное и тихое».

Писатель, охотник, педагог, велосипедист, полиглот, а еще законодатель мод и нравов! Без толстовки сегодня не обходится ни один современный гардероб. У истоков удобной и одновременно модной толстовки тоже стоял Лев Николаевич. Одна из толстовок до сих пор висит у кровати писателя в спальне в Ясной Поляне.

При этом материал свободной длинной рубахи, которую обычно подпоясывали, вовсе не был толстым; название одежды пошло от фамилии писателя. А популярна она стала благодаря толстовцам, последователям религиозно-этического учения — толстовства, у истоков которого стоял Лев Николаевич.

Не только жизнь, но и смерть Толстого необычны. Еще до его кончины вопрос о последнем пристанище писателя был решен им самим. Толстой завещал похоронить себя на месте зеленой палочки. Пятилетнему «Лёвке-пузырю» старший брат Николай рассказал, что на краю оврага Ясной Поляны зарыта зеленая палочка, а на ней написана главная тайна, «как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы».

Стоит раскрыть тайну зеленой палочки, и никто больше не умрет, не станет войн и болезней и люди станут «муравейными братьями». Литературоведы предполагают, что это название пошло не от слова «муравьи», а от созвучия с Моравией — историческим районом в Чехии, где в XV веке образовалась религиозная община «моравские братья», которую дети называли с ошибкой.

Незадолго до кончины Толстой писал в дневниках: «Идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешанными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает».